Лишь одна Звезда. Том 2 - Роман Суржиков

Пришпорив коня, Менсон въезжает между принцем и императором, говорит:

– Владыка, владыка! Позволь, перрреведу!

– Да, Менсон.

– Пррринц недоволен. Владыка отослал большинство своих на Север. Вместо солдат владыки погибли люди принца. Нечестно, думает принц.

– Мои люди в этот самый час бьются с кайрами Ориджина. Принц предпочел бы оказаться на их месте?

Гектор Неллис-Лайон молчит, хмуро глядя поверх толпы, а шут ведет дальше вместо него:

– Пррринц думает: владыка обманул. Владыка обещал Перррсты и не дал.

– Владыка не обещал Перстов, – улыбается Адриан. – Владыка сказал: Янмэй с нами. Принц Гектор неправильно его понял.

– Перстами Вильгельма мы бы разделали дикарей в два счета. Люди принца бы выжили.

– Или, напротив, дикари успели бы доскакать до стрелков и завладеть Перстами. Такое оружие в чистом поле, где хозяйничает конница врага, – рискованная штука.

Менсон клонится к принцу, будто выслушивая его мысли, и говорит:

– Пррринц думает, владыка обманул дважды. Сказал: удар будет с тылу, и поставил южан во фронт. А удар вышел с фронта. Владыка прррикрылся южанами, как щитом.

– Нужна была приманка. Шаваны не полезли бы прямо на искровые копья, если б не преследовали бегущих южан.

– Принц думает, владыка мог пррредупредить.

– По приказу никто не побежит так естественно, как от страха. Степной Огонь разгадал бы хитрость.

– Пррринц думает… – Менсон прислушивается, – думает: все ррравно обидно. Думает: я это припомню.

– Замолкни, дурак! – рявкает принц Гектор. – Владыка, шут городит чушь!

– Полагаете, ваше высочество?

– Ваше величество, в Шиммери есть поговорка: обида не делает дел. Хочешь прибыли – поступай по уму, а не по обиде.

– Отрадно слышать, ваше высочество.

Натянув вожжи, Менсон отстает от венценосной пары. Улыбается, глядит по сторонам. С неба сыплются конфетки. Барышни машут с балконов конскими хвостами из пестрых лент, поют: «…этому счастью не будет конца!» Быстроногие мальчишки бегут впереди головного отряда, оглядываются на гвардейцев, вопя от восторга.

Девчонка лет семи дернула Менсона за стремя и протянула ему куклу. Он взял. Кукла смотрелась так умильно, что не поймешь, смеяться или плакать. Менсон захохотал, сжимая тряпичную игрушку. Утер рукавом глаза и сунул куклу обратно хозяйке, но та закрылась ладошками:

– Нет-нет, сил, это вам! Ее зовут Элли!

Он не стал спорить и запихнул куклу за пазуху. Услышал, как девчушка кричит:

– Мама, мама, Элли поедет в Фантеллу!

* * *

Лорды Литленда устроили царственный прием воинам владыки. Мелоранж, готовясь к осаде, доверху наполнил закрома. Но благодаря быстрым действиям Адриана город не пробыл в осаде и двух недель. Герцог Уиллас приказал открыть склады и накрыть столы для пиршества прямо на городских площадях. Каждому солдату армий владыки и принца Гектора нашлось место за столами. И если южане были более привычны к лакомствам, то о воинах Фаунтерры можно сказать наверняка: они в жизни не слыхали про такие фрукты, вина и блюда, какие смогли попробовать сегодня.

К сожалению, немало нашлось воинов, кого не волновало пиршество. Раненые боролись со смертью и нуждались в помощи. Жизнелюбивые литлендцы всегда славились здоровьем, потому в Мелоранже имелось только три госпиталя, вытесненных на самые городские окраины. Они не могли вместить и половины раненых. Остальных, кому не нашлось места на больничных койках, приютили в собственных домах горожане. Они считали своим долгом обеспечить раненым наилучший уход. Немногочисленных лекарей буквально разрывали на части, а аптекари за день распродали весь товар. В дюжине домов раненые умерли первой же ночью, и литлендцы рыдали над ними, как над собственными детьми. Зато многие другие быстро пошли на поправку, и хозяева домов, сияя от счастья, хвастались друзьям и соседям, говорили: «Праматерь Сьюзен заглянула к нам!» Хотя правят Литлендом потомки Янмэй, но Сьюзен – хранительница здоровья – здесь любима и почитаема всеми.

Что же до владыки Адриана, принца Гектора и их генералов, то герцог Уиллас Литленд встретил их земным поклоном, вручил каждому чашу, вырезанную из ореха креду, сам же наполнил чаши медовым вином из погребов Моллиса Лукавого. Герцог Моллис – величайший коллекционер вина – правил Литлендом в середине прошлого века, так что возраст напитка выходил никак не меньше ста двадцати лет. Говорят, с годами вино превращается в уксус… но не в том случае, если это медовое вино Моллиса Лукавого! Император просиял от удовольствия, принц Гектор забыл обо всех обидах, хмурый Уильям Дейви расплылся в улыбке, хищная Катрин Катрин размякла и стала похожа на кошку, греющуюся у камина.

Затем герцог проводил полководцев в родовой замок Бэссифор, где устроил в их честь трехдневный пир. Здесь собралась вся семья Литлендов: герцог Уиллас и его брат Даглас с женами, четверо сыновей Уилласа – гордые лорды джунглей и побережья, трое дочерей Дагласа – очаровательные девушки, сияющие внутренним светом. Среди них была и леди Ребекка – Бекка Лошадница, чемпионка летних игр. Изо всех, кого Менсон видел в Мелоранже, Ребекка единственная не была прозрачна. Остальные не скрывали ничего: если радовались, то хохотали, если грустили, то плакали. Ребекка же таила что-то за своей улыбкой, прятала туман в глубине зрачков.

– Не печалься, – сказал ей Менсон. Подумал, что этого недостаточно, поискал аргументов. Веско добавил: – Тррриумф!

– Да, наверное… – ответила Ребекка с ласковой грустью и погладила шута по плечу.

Играла музыка, взлетали кубки, кто-то плясал, кто-то пел, кто-то произносил речи… Если описать, то выходит похоже на придворный бал. Но Менсон видел разительное отличие: оно – в цвете и звуке. Все пиры во Дворце Пера и Меча окрашены в пурпур и золото, а звучат как фанфары. Праздник в Бэссифоре имел все цвета радуги, а звучал – как июньский ливень.

– Тррриумф? – спросил Мэнсон Адриана. – Триумф, да, владыка?

Император обвел взмахом руки ликующий зал:

– Это?.. Нет, Менсон, просто забавки.

Из кармана парадного камзола он вынул крохотный стерженек, скрученный из бумаги. Положил на ладонь шута:

– Вот – триумф.

Развернув ленту, Менсон прочел:

«Ваше величество!

Полная сводка в другом письме. Здесь – кратко. Волею богов, мы победили! Северяне разбиты и отступают. Мятежник бежал с поля боя. Братья Нортвуды в плену. Завтра войдем в Лабелин.

Слава Янмэй Милосердной!

Ген. Алексис Смайл»

Меч

2 – 6 декабря 1774г. от Сошествия

Герцогство Южный Путь; Земли Короны

– Проснись, Дезертир! Гробки нам пришли…

Будучи великодушным человеком, Джоакин сделал больше, чем просил Весельчак. Он не только проснулся, но и встал на ноги, и хорошенько заехал Весельчаку по уху.

– Я предупреждал тебя. Два раза предупреждал!

А сказать-то и нечего: что правда, то правда. Предупреждал Джо Весельчака еще в Лабелине.

На следующий день после памятной встречи с леди Аланис Джоакина вызвал бородатый кузен герцога и отсыпал ему пятьдесят золотых монет. С тем Джо подался в город и разжился мечом, кольчугой, шлемом, кое-какой одеждой и новой кобылой. Лошадка была гнедой, как Леди, но моложе и стройнее, так что Джо назвал ее Сударыней. По словам продавца, кобыла отзывалась на кличку Худышка, но Джо рассчитывал переучить ее. Скакать верхом на какой-то худышке ему не улыбалось. После всех покупок у него осталось еще двадцать эфесов. Джоакин знал достойное применение нескольким из них: он приобрел букет цветов для леди Аланис. Он требовал роз, но их в теплице не оказалось, и цветочница предложила другие – с чудовищным названием, которое ни на вдох не задержалось в голове Джоакина. Однако цветы были прекрасны: длинные стеблем, нежные, гибкие, как девичий стан, а оттенка такого, какого Джоакин вовсе прежде не видел. Не розовый, не фиолетовый, не синий, а что-то среднее, да еще с тонкими желтыми прожилками посередке лепестка! Едва взглянув, Джо не смог оторвать глаз. Велел завернуть восемь… нет, шестнадцать… нет, двадцать четыре! Вышло нечто, похожее на сноп пшеницы. Букет упаковали в громадную картонную коробку, которую Джо повесил за спину, как щит. В дороге дважды останавливался и заглядывал внутрь, и диву давался: как он раньше не сообразил подарить букет?! Леди Аланис болела и скрывалась от врагов, часто не хватало еды и лекарских снадобий, разве тут до цветов? Это так мужчина думает, вот и Джо так думал, а у женщин-то все наоборот! Чем абсурднее, неуместнее подарок или поступок – тем он романтичнее, вот как дамочки считают! Если мужчина принес еды, то это ради выживания, в этом нет страсти. Но если вычудил что-нибудь этакое, скажем, стих прочел или букет подарил, да еще в совсем неподходящей ситуации – то это как раз и показывает чувства! Вот иной бы думал об опасности или голоде, а он – о делах сердечных, значит, по-настоящему любит! Жаль, что еще в Альмере не пришла в голову мудрая мысль. Теперь-то, пожалуй, поздно: ведь все уже наладилось, леди Аланис ходит в шелках да мехах, живет в полном комфорте. Обстановка вполне уместная для цветов, а значит, той широты жеста уже не выйдет…